НАНА. Ковёр

— Евгения Ольшанских? — спросил голос в трубке.
— Так точно, — откликнулась Женя по-военному, мигом считав казенные интонации.
— Вам надо подъехать в третье отделение полиции.
— Что случилось?
— Задержана гражданка Подопригора, документов при себе не имеется. Вы должны подтвердить ее личность.
— У меня есть ксерокопия ее паспорта. Пойдет?
— Да.
— А что она сделала?
— Украла ковер, — сказал полицейский и опустил трубку на рычаг.

Вот дура-то! Женя вздохнула и выглянула в окно. На улице градусов тридцать пять, не меньше. Из приятного — зацвели липы и окутали весь проспект сладким ароматом.

До третьего отделения она добежала за семь минут и сразу в холле застала скандал.

— Это я — Подопригора, а она — Петухова! — кричала красивая хорошо одетая стройная женщина лет пятидесяти, откидывая съехавшую на глаза широкополую шляпу из соломки.
— Какая ты Подопригора, шалава неподмытая! — орала Нана. — Ебалась по периметру все время замужества, а теперь ковер хочешь! Залупу тебе на воротник! Гангрена!

Нана, войдя в раж, в выражениях не стеснялась. Несмотря на жару на ней было глухое старомодное платье из темно-зеленого крепдешина. И ей, похоже, было в нем очень жарко: тщательно завитые утром волосы прилипли к потному лбу.

Две женщины, две жены уважаемого человека — бывшая и настоящая — стояли перед дежурным, держа в руках свернутый в тугой рулон персидский ковер. Сам уважаемый человек полгода назад покончил с собой, и обе вдовы — «бывшая» и настоящая — теперь страстно делили наследство.

Когда Нанин муж был в хорошей форме, Нана наняла Женю за три тысячи в час, чтобы половину суммы оставлять в своем кармане. Это была выгодная для обеих сделка, где Женя получала оплату по таксе, даже чуть выше, а Нана — свободные наличные. И их дружба на час была необременительной и состояла из кофе и болтовни ни о чем — у Наны было полным-полно своих подруг. Но когда скупой муж отчалил в мир иной, ей вдруг потребовалась Женина поддержка. Ее подруги разбежались и перестали отвечать на звонки, а ей хотелось на ручки — и она стала нанимать Женю в долг, в счет будущего наследства. Через три встречи, на которых Нана выдумывала обидные клички для своего покойного мужа и его бывшей, Женя тоже наотрез отказалась выходить с ней на связь, пока та не заплатит ей деньги. Нана не сдавалась и просила потерпеть: денег не было, обе вдовы оспаривали завещание. Кстати, о завещании…

— А что в завещании сказано по поводу ковра? — громко спросила Женя.

Вдовицы вздрогнули.

— Ничего конкретного, — пролепетала бывшая. — Наследственная масса…
— Тогда пусть ковер полежит в полиции, — предложила Женя, прекрасно понимая, что за этим последует.
— Сдурела?! — взвилась Нана. — Это шерстяной «тебриз» в идеальном состоянии, шестьсот сорок тысяч узлов на квадрат, стоит полмиллиона! Ты что! Я его не брошу!
— Господа полицейские не будут на нем выжигать дырки сигаретами, раз он стоит полмиллиона, — прикидываясь святой простотой, предположила Женя.
— Заберите ваш ковер отсюда! — велел дежурный и едва не выругался.
— Слышала? Пусти!
— Нет, ты пусти!
— Давайте я отвезу ковер назад, — снова вмешалась Женя.
— Я сама отвезу!
— У вас какая машина?

У бывшей, которую Нана прозвала Гангреной, был маленький двухместный кабриолет, Женя это знала. Последовал еще один виток ругани, и выяснилось, что Нана и вовсе без машины. Ковер она дотащила из мужнего загородного дома до своей маленькой берлоги при помощи таксиста, а до отделения вдовы и вовсе тащили его в руках, подгоняемые яростью. Благо отделение полиции было недалеко.

— Я не повезу, — заявил заново вызванный таксист.

Четырехметровый рулон изогнулся, одним краем шлепнулся на капот, другим — на багажник и заслонил обзор сзади.

— Чего это ты не повезешь? — окрысилась Нана. — Ты что о себе возомнил?! А ну, полезай!

Она подтолкнула таксиста к водительской двери.

— Женщина, не трогайте меня!
— Кто тебе тут женщина?!

Нане в этом году исполнилось сорок пять. Давным-давно какая-то стилистка сказала ей, что с ее большими глазами, кудрями, щечками и сисечками родиться бы при Советах да стать генеральшей, и Нана ухватилась за эту идею, как малыш за погремушку. Вот уже почти десять лет она вертела на голове сложные «генеральшины» прически, красила волосы в мышиный русый, носила фасоны пятидесятых-шестидесятых годов — и выглядела на десять лет старше, чем была. Но в спорах и ругани она сама была настоящим боевым генералом: ругалась с огоньком, с кренделями и подвывертом.

Таксист в конце концов победил, вырвался из Наниных рук, а ковер просто скатил с крыши на проезжую часть. Роскошный «тебриз» плюхнулся в придорожную пыль.

— Вот урод! — Нана погрозила вслед такси кулаком и попыталась поднять ковер самостоятельно.
— Ты мне деньги когда отдашь? — насмешливо спросила Женя, наблюдая за ее стараниями.
— Слушай, хорошо, что ты об этом заговорила! — Нана выпрямилась и откинула потную челку со лба. — Давай отнесем ковер… Да вот хоть туда, в кафешку, как она называется? «Дегуг»?.. И я тебе расскажу, что там с деньгами.
— Ты мне здесь расскажи, — посоветовала Женя. — Я бесплатно ковер никуда не попру.
— Ты же моя подруга!
— Я тебе подруга за деньги, деньги мои где?
— Ладно, короче, слушай, — сдалась Нана. — Я хочу, чтобы ты на суде выступила, в мою пользу. Рассказала, как я страдала после смерти Дементия, ты же помнишь? А если я тебе деньги заплачу, то это будет… сама понимаешь…
— Я все равно на суде выступать не смогу! — взвилась Женя и пнула кроссовкой ковер.
— Почему? — не поняла Нана и даже приоткрыла рот.
— Время, потраченное на суд, тоже платное! Меня судья спросит: «Вы здесь за деньги?», я под присягой не совру: «Да, за деньги», — и на этом закончится моя речь…
— Тогда я не заплачу тебе вообще!
— Тогда тащи свой ковер сама!

Женя, не оглядываясь, пересекла не слишком оживленный в это время проспект Довлатова и нырнула к себе во двор. Нана неразборчиво чертыхалась ей вслед.

Дура, блин! Женя бросила взгляд на экран смартфона. Целый час потратила на нее бесплатно!

В прохладном деревянном подъезде она услышала свое гневное сопение и рассмеялась. Вставляя ключ в замочную скважину, она услышала еще кое-что. Звук доносился из-за Аркашиной двери.

Телевизор.

Женя сделала два робких шага и тихо постучала. Телевизор умолк. Раздались тяжелые медленные шаги и дверь открылась. В полумраке прихожей стоял Аркаша. С опухшим лицом, сонными бессмысленными глазами, но это был он! Женя взвизгнула и бросилась к нему на шею. Он покачнулся и едва устоял.

— Когда ты вернулся? Почему не стукнул мне? Я так рада, что ты вернулся!

Женя тискала и тормошила его, он летал в ее руках, как тряпичная кукла. Лицо его оставалось безучастным.

— Ты в порядке? — Женя вглядывалась в его пустые глаза.
— Я не помню, когда я вернулся, — Аркаша еле ворочал языком, — вроде вчера…
— Сюда! Сюда! Проходите сюда! Наверх, на второй этаж! Ты думала, я не знаю, где ты живешь?

Женя обернулась и увидела, что Нана увязалась следом за ней. «Тебриз» за полмиллиона возлежал на плечах двух крепких девчонок из deGouge.

— Да с каких хренов мне вообще об этом думать? — разозлилась Женя. — Куда ты его прешь?
— Он у тебя полежит.
— Нет, он у меня не полежит!!!
— Она сказала, что ты не против, — пропыхтела одна из носильщиц.
— Это потому что она — профессиональная паразитка! Ей в голову не приходит поинтересоваться, что там другие люди думают!

На Нану такое утверждение не произвело никакого впечатления.

— Заносите ко мне, — вдруг предложил Аркаша.
— Спасибо, — обрадовалась Нана, прошла мимо Жени в его квартиру и снисходительно потрепала его по плечу.
— Пусть лежит. Красивым женщинам надо помогать…

Девки из «деГуж» поморщились, бросили ковер в Аркашиной прихожей и стали спускаться вниз по лестнице.

— Они такие ромашки наивные, эти, из «Дегуг», — Нана в прихожей обмахивалась старой газетой. — Себя самыми умными считают, а других женщин — дурочками. Не уважают, недооценивают… А я — нимфа, я умею играть грязно.
— Ты не нимфа, — буркнула Женя. — Ты — тролль!
— Вы — такая красивая женщина, — заметил Аркаша мечтательно и так же мечтательно уплыл вглубь квартиры, оставив дверь распахнутой.

Проблем у него не убавилось, просто они качественно изменились. Аркаша перестал быть безумным саморазрушительным вихрем, но стал зомби. Человек человеку волк, а зомби зомби зомби.

— А что у тебя с парнишкой? — полюбопытствовала Нана из прихожей. — Очень милый.
— Друг мой старый…
— А чего он еле говорит?

Не дожидаясь ответа, она прошла вслед за Аркашей. Какого черта?! Женя вдохнула и выдохнула несколько раз, чтобы снова не начать орать.

Когда она нашла их в гостиной, Нана стояла посреди комнаты и читала Аркашин эпикриз, а сам Аркаша сидел в кресле и смотрел на нее снизу вверх. С благоговением.

— Куда тебе столько «Феварина» прописали?! — возмутилась Нана. — «Феварин» — тяжелый мощный антидепрессант. Который к тому же вызывает тошноту на первом этапе, а это четыре недели. Тебя тошнит? Вот! Есть прекрасный антидепрессант, легкий, совсем легкий, «Триттико». Одна треть таблетки дает изумительный сон! Я бы нашла другого врача на твоем месте! Две недели магния, витаминов Д и «Фенибута» и буквально треть таблетки «Триттико» или таблетка «Вальдоксана». «Вальдоксан» — это маловредный агомелатин, его обязательно без пропусков. Плюс четвертинка таблетки «Сероквеля». Это препарат серьезный, но доза нужна крохотулечная, к которой даже привыкания нет. Выбор между этими препаратами делает врач, которому ты расскажешь всю подноготную. «Триттико», традозон то есть, еще хорош тем, что на нем снимают с бензодиазепинов и метадона, то есть на нем с зависимостей съезжают. Ну и все время стоит до кучи, как приятный бонус.
— А твой муж разве не от такого лечения повесился? — насмешливо спросила Женя.
— Не от него! — возмутилась Нана. — Он уехал к Гангрене, а она, тварь, его на «Феварин» вернула! Тоже еле языком ворочал. Я его откачала именно по этой схеме, а он «Сероквель» потом бросил, сам. В депрессии отлежал, а на подъеме вздернулся, старый черт.

Нана со вздохом опустилась в кресло.

— Схему без назначения психиатра не меняют, — возразила Женя.
— Выступишь за меня в суде, я вам своего подгоню, — Нана хитро прищурилась. — К нему очередь на восемь месяцев расписана.
— В суд не пойду, но прощу половину суммы твоего долга, если в кратчайшие сроки поставишь Аркашу на ноги, — рискнула Женя. — А это, на минуточку, сорок четыре тысячи.
— Семьдесят пять процентов скостишь.
— Пятьдесят.
— Семьдесят.
— Сорок.
— Ты вообще не умеешь торговаться!
— Разве?

Нана и Женя обменялись напряженными взглядами.

— Ладно, идет, — сдалась Нана. — Отдам ему свое завтрашнее время.
— Хотите кофе? — Аркаша улыбнулся.
— Хочу, — призналась Нана с улыбкой.

Улыбка у нее была приятная, открытая, ласковая и немного лукавая. Эта улыбка совершенно не шла ее лицу, перекошенному пластическими операциями: ринопластикой, которая переделала ее нос в аристократический клюв, и блефаропластикой, которая сделала Нанин взгляд слегка безумным. Губы, из которых недавно вынули гель, тоже это лицо не украшали.

— Господи, какая квартира крутая! — яростно зашептала она, когда Аркаша, тяжело топая, вышел. — Посмотри! Какой буфет! Какая полировка! Это же арт-деко!
— Ар.
— Что «ар»?
— Ар-деко.
— «Арт» тоже можно говорить, не выдумай, — отмахнулась Нана. — А вазы?! Это же подлинники! Картины! Как я люблю! Урбанина и масличко! Если б старый черт не самовыпилился, ебать его в оба уха немытым кирпичом, у меня б похожие были, я почти их из дома утащила…

Аркаша готовил кофе очень долго. Женя помогать не шла: хотела посмотреть, справится ли он сам, может ли он теперь жить самостоятельно. Он появился с подносом через сорок минут. Нана как раз выдохлась, успев оббежать, осмотреть и ощупать всю квартиру. Женя отхлебнула кофе: справился! Жить может, но очень-очень медленно.

— Серебро, — тихо заметила Нана, подсела к Аркаше на диван и положила руку ему на плечо.
— Ты сгоришь в аду, — так же тихо ответила Женя.
— Зато на земле поживу хорошо, — Нана махнула на нее рукой и снова тепло улыбнулась Аркаше.

Женя едва сдержалась, чтобы не пнуть ее в голень.

Электрическая книга целиком на Призрачных Мирах
Печатная книга в Читай-городе
Печатная книга в Буквоеде
Печатная книга на Ридеро

Для пятой части романа “Шесть минут до конца лета” под названием “Нана” вдохновением стали скандально известная журналистка и светская львица Божена Рынска-Малашенко и то остроумное сообщество, которое Божена ненамеренно собрала вокруг себя.