Я жила одна и чувствовала себя счастливой.
То есть, конечно, мне сейчас так кажется. Тогда наверняка я себя чувствовала и несчастной, и одинокой, и забытой, но сейчас мне кажется, что это было безмятежное время. Не такое безмятежное, как первые девять лет моей жизни, когда мама еще была в своем уме, но куда лучше, чем в год ее безумия или после ее смерти. Формально моим опекуном был мой отец, но на деле он постоянно где-то пропадал. У него были «дела», обычные для мелкого жулика: что-то перекупить, что-то перепродать, кого-то обыграть, после – залечь на дно.
И я жила одна.
