Роман больше не продается и не распространяется.
Подробности здесь.
В вагоне гуляли беспощадные сквозняки и было слышно, как громко стучат колеса — несколько окон были разбиты. Свет то и дело моргал. Саша нашла угол потеплее и задремала, прислонив голову к стеклу. Но стоило тепловозу в очередной раз жалобно взреветь, она вздрогнула и проснулась.
Демон свернулся калачиком на лавке напротив, положив острую морду на Сашин потрепанный рюкзак. Кончик его уха слегка подрагивал.
Чтобы снова не заснуть, Саша принялась играть своей старой бензиновой зажигалкой. С громким «клац» она откидывала крышку большим пальцем, поворачивала колесико и, когда зажигалка выплевывала огонь, ловко перекидывала ее между пальцами то правой, то левой руки, пока пламя не гасло. Обычно эта игра помогала ей размышлять о сложном и тревожном. Но в дороге, когда ты ни жив, ни мертв, размышлять особо не о чем, поэтому Саша просто разглядывала свое отражение в грязном окне поезда. Оно зловеще подрагивало на темной поверхности.
Ее призрачный двойник был хорош. Ночь и тусклое освещение стерли из-под ее глаз фиолетовые круги, растрепанный пучок, собранный наспех, превратили в модную небрежность, старую джинсовую куртку — будто бы в дизайнерский деним, слишком легкий для влажной осени.
Прохладная ночь все крепче обнимала плетущийся на юг поезд. Сырой воздух врывался через отсутствующие форточки, норовил забраться за воротник и пощекотать позвоночник единственного пассажира в вагоне. Демон, хоть ему на роду и было написано ловить лосося где-то в северных реках, тоже уткнул нос в пушистый черный хвост. Как типичное исчадие ада, он не любил сырость.
Впрочем, коту всё путешествие было не по нутру. Он брыкался и царапался дома, когда его бесцеремонно оторвали от каких-то важных кошачьих дел и запихали в тесный рюкзак. На вокзале от шума толпы, громкоговорителей и грохота поездов он совсем взбесился — кожаный мешок за Сашиной спиной ходил ходуном, а уши закладывало от утробного воя. Притих только в поезде, на радость хозяйке, которая с ужасом ждала контроля: она не нашла денег на билет для животного и поленилась сделать ему прививки. К тому же бездомный кот на Материке считался чем-то вроде муниципального имущества, а значит – невыездным на полуостров. Саша справедливо опасалась волокиты, которая задержала бы ее на несколько недель – и пока шло бы оформление, им негде было бы жить и нечего есть. Но контроллер проверил билеты, прошлись пограничники, едва взглянув на пассажиров — граница между Мегерским полуостровом и Материком по-прежнему была чистой условностью — безбилетного и антисанитарного кота не обнаружили. Саша выдохнула с облегчением.
Теперь она очень жалела, что не решилась потратиться на спальное место. Днем ей показалось, что четыре часа пути не стоят таких чудовищных трат. Хотя все размышления брать или не брать мягкий вагон были праздными: денег не было.
Теперь ни у кого не было денег ни на что.
Зеленая змея поезда ползла по Мегерскому перешейку изматывающе медленно. Саша зевнула и поерзала на сиденье. Она ехала домой, и каждый ее нерв подрагивал, как ниточка паутины на ветру.
Когда темнота стала непроглядной и стрелки часов подкрались к полуночи, поезд наконец замедлил ход. Где-то захлопали двери. Демон поднял морду и прислушался рваным ухом.
– Полезай в рюкзак, – шепнула ему Саша.
Демон и не подумал подчиниться. Он был своенравным котом, который, как и все коты, ни во что не ставил того, кто возомнил себя его хозяином. Когда Саша выдернула из-под него сумку, строптивец раздраженно фыркнул, шмякнувшись на холодную лавку. Через мгновение он потянулся и принялся нехотя умывать себя. Сначала крепкие лапы и разорванное в бою правое ухо, потом тощая спина — позвоночник словно горная гряда, пересеченная причудливыми шрамами, явно авторства людей. Напоследок — хвост, черная растрепанная метелка, на кончике которой явно проглядывал ярко-рыжий, как адское пламя, подшерсток. Собственно, из-за странного окраса — угольно-черная шерсть с «кровавым подбоем» – он и получил кличку Демон. Еще из-за надменных янтарных глаз, безупречного нюха и удивительной живучести. Короче, не кот, а мечта. Потрепанная злобная волосатая мечта.
Он жил в доме Вираго уже целых полгода. Весной Саша открыла дверь и обнаружила его на пороге. Кот был мокрый, словно упал в лужу, и очень внимательно смотрел на нее своими янтарными глазами, прямо в душу. Саша распахнула дверь пошире, кот вошел как к себе домой и остался жить, временами пропадая по своим кошачьим делам. Он часто возвращался со свежими ранами, которые Саша обрабатывала зеленкой. Демон шипел на нее, будто проклинал, но не сопротивлялся и когтей не выпускал. Дешевый корм ел с благодарностью, на которую только способна такая надменная тварь, как кошка. И хоть он никуда ехать не хотел, Саша не смогла просто взять и выкинуть его на улицу. Он ведь доверил ей свою маленькую никчемную жизнь. Поэтому и сейчас, когда поезд плавно подкатил к мегерскому вокзалу, она безо всяких церемоний запихала кота в рюкзак.
Здание вокзала не было освещено и ни один фонарь на перроне не горел — тьма была непроглядная. Не было видно даже огонька сигареты случайного прохожего. Прохожих, впрочем, тоже не было. Когда Саша спрыгнула с подножки поезда во влажную темноту ночи, то увидела только давнишнего своего приятеля — бомжа дядю Диму, ошивающегося на вокзальной платформе последние несколько лет.
– Ишь, кто вернулся! – радостно просипел он. – Блудная дочь!
– Привет, – рассеянно сказала Саша.
– Копеечку дашь? – разохотился дядя Дима.
– Отвали, – холодно ответила Саша.
Саша, совершенно позабыв, в какой стороне находится пешеходный настил, спрыгнула с перрона на рельсы, миновала автобусный отстойник, в котором куковала одинокая маршрутка, прошла под горбатым пешеходным мостом. Там, над густо разросшимися кронами деревьев, виднелся третий этаж отеля «Два бабуина»: маленький балкон с коваными перилами и уютный огонек мансарды. Во времена, когда отелем владела семья Гингер, этот огонек горел каждую ночь, чтобы путешественники, вышедшие из поезда, видели, что их ждут. Осенью и зимой, когда на километры вокруг были только голые черные ветки и стылая земля, окошко отеля и его белые стены обещали уют заплутавшей душе.
Справа от двери все еще висела табличка с названием. Позолота облетела, буквы были едва видны. Под ней висела еще одна, поменьше. «Мест нет», – говорила она. Ее повесил отец задолго до продажи, едва отель перестал работать как отель.
Постояльцев, прибывших издалека, уверяли, что название «Два бабуина» происходит от некогда украшавших холл отеля обезьяньих чучел, якобы подстреленных якобы Сашиным прадедом якобы на сафари. Однако все в Мегерах знали — это вранье. Двумя бабуинами звали деда Саши и его закадычного дружка, которые, напиваясь, прыгали бешеными приматами по всему городу, дебоширили в барах, устраивали драки на улицах, прилюдно мочились на чужие машины и обзывали прохожих. Потом в их мозгах что-то заклинило, и пьянчуг охватила страсть к огню – они принялись устраивать поджоги в Верхних и Нижних Мегерах. То были не просто поджоги, а целые карательные операции, которые доброе десятилетие держали в страхе весь город. Мало ли чем ты вчера насолил Бабуинам? Вдруг сегодня огонь придет и по твою душу?
Через какое-то время Бабуинам стало скучно, и они стали устраивать высокохудожественные поджоги, сооружая целые инсталляции то тут, то там. Этим в конце концов горе-поджигатели и довели до белого каления кого-то из сильных мира сего, загремели за решетку и там сгинули.
Саша подняла голову. Над входом, слегка покачиваясь, горел тусклый ржавый уличный фонарь. Значит, в отеле и правда есть электричество. Хорошая новость, потому что в последний год в Мегерах то и дело отключали свет. На день, два или три. Мегерские стряпухи кинулись было учиться готовить на газу, но нерадивое правительство полуострова вскоре профукало и этот ресурс, то ли забыв заплатить поставщикам газа, то ли нахально отказавшись возвращать долги по прошлым счетам.
Саша толкнула тяжелую скрипучую деревянную дверь и вошла в темный холл. Пахнуло теплой сыростью, как будто кто-то сушил белье, натянув веревку под потолком. В тусклом свете с улицы едва угадывались абрисы отельных внутренностей.
Когда Сашины глаза привыкли к темноте, она увидела, что обстановка осталась почти такой же, как раньше, когда отелем владела ее семья. Слева от входа вверх уходила резная лестница. Скрипучая и темная, она делала поворот и превращалась в галерею второго этажа, на которую выходили двери номеров с латунными табличками. Справа от входа — давно не топленный камин, на каминной полке — часы и статуэтки. Вокруг камина вразнобой мягкие кресла, диван и кушетка — все пыльное и обветшавшее. Свет с улицы едва дотягивался до этого убожества через давно немытое витражное окно.
Под лестницей все так же оставалась конторка портье с большой доской с ключами от номеров. Саша нажала на кнопку латунного звонка на стойке. Тот неожиданно громко звякнул, в рюкзаке дернулся притаившийся Демон. Где-то наверху хлопнула дверь, послышались шаги.
– Я так и знал, что это ты, – произнес сонный голос сверху.
С галереи второго этажа на Сашу с мягкой улыбкой смотрел парень. Очень высокий, стройный и гибкий, Демид Талалай, Сашин одноклассник и новый владелец отеля, был одет в роскошную шелковую пижаму, которая, впрочем, была ему коротковата. У него были очень длинные руки и ноги, тонкое красивое скуластое лицо с выразительными карими глазами и бровями вразлет и модная стрижка с наголо бритыми висками.
– Привет, Бобр! – улыбнулась ему Саша. – Как ты?
Демида прозвали Бобром еще в начальной школе за сильно выдающиеся вперед передние зубы. Поначалу кличка была ему неприятна, и маленький Демид изо всех сил призывал быть толерантнее к зубастым. Однако общественность осталась глуха, и Бобр смирился и даже начал находить удовольствие в такой самоидентификации. В старшей школе друзья уже дарили ему мягкие игрушки, наклейки и бижутерию — все с бобрами или форме бобра. Когда Демид окончил университет и вернулся на полуостров с дипломом журналиста, он завел канал со сплетнями, назвал его «Плотина» и стал кем-то вроде мегерского информационного Прометея. И страшно гордился этим, потому что кроме «Плотины» у Мегер не было никаких стоящих внимания проекций в сети: лишь официальные сайты, невыносимо скучный сайт газеты «Мегерские ведомости» и хиреющий форум на дырявом движке, который вяло булькал лишь потому, что жители обсуждали там посты из «Плотины», новую стрижку Демида и его насыщенную сексуальную жизнь.
– Я – хорошо, – Бобр душераздирающе зевнул, не потрудившись прикрыть рот рукой, – приготовил тебе твою комнату.
– Спасибо. Я устала.
Как ему сказать? Как его попросить? «Приюти меня, мил человек, в своем отеле, желательно бесплатно. Со мной исчадие ада, типа котик, а завтра еще подружка подъедет?».
– Мы квартиру потеряли, – закинула удочку Саша.
– Живите здесь сколько влезет, – махнул рукой Демид, – но учтите: еды нет, денег нет, любви нет, отопления тоже нет. Отопления больше всего жаль…
– Я могу завести здешний котел…
Демиду явно не хотелось прямо сейчас строить планы на будущее.
– Утром, все утром, – сказал он и, махнув рукой, снова зевнул во весь рот, после чего скрылся в номере для новобрачных.
В комнате, где когда-то жила Саша и ее родители, был такой же затхлый воздух, как и во всем отеле. Свет не работал, но и в темноте она разглядела, что все почти так же, как и было. Только левая створка ее любимого большого трехстворчатого зеркала, перед которым она в детстве крутила фуэте, была разбита, а выход в сад — французское окно, выкрашенное белой краской и прикрытое легким тюлем — задвинут шкафом.
Саша поморщилась. Интересно, это запустение — естественный процесс или чьи-то руки нарочно вмешались в былые порядки?
На большой кровати с резной спинкой было постелено чистое белье. Оно попахивало плесенью, но после деревянной лавки в поезде Саше было плевать на запах. Привередничать не время.
Едва Саша ослабила тесемки, Демон тут же высунул из рюкзака свой черный нос. Следом он вытащил всю голову, огляделся и, найдя место безопасным, осторожно вынул большое крепкое тело из своей кожаной тюрьмы. Присев на краешке кровати, он наблюдал, как Саша пытается хоть немного отодвинуть шкаф и приоткрыть окно. Уперевшись ногой в подоконник, она крякнула и сдвинула-таки допотопную бандуру с места ровно настолько, чтобы в сад могло протиснуться кошачье тельце, а из сада в комнату – войти свежий воздух.
В темноте она заметила, что на дверце в сад так и позвякивает связка латунных бубенцов, которую повесила сюда Агнесс Гингер незадолго до своей смерти. Саша улыбнулась и аккуратно тряхнула бубенцы. Звук вышел не мелодичный, но родной, знакомый, всколыхнувший теплоту в солнечном сплетении.
Вдруг по потолку пробежали тревожные оранжевые всполохи. До боли знакомые отблески, которые дает открытый огонь.
Значит, эта перестановка в комнате не продумана. Шкафом просто наскоро перекрыли легкий доступ внутрь.
Демон запрыгнул на шкаф и зашипел на кого-то на улице.
В саду кто-то был. Не просто кто-то, а целая толпа. Они никуда не шли. Они стояли и смотрели наверх, туда, где по Сашинам прикидкам, ночевал Демид. В руках у них были горящие факелы.
Саша не двигалась, зажатая между окном и шкафом, едва дыша, завороженная жутким зрелищем.
Толпа загудела. Гудение плавно переросло в нестройное пение. Люди разошлась кругом, два человека вынесли вперед что-то большое и немедленно подожгли это своими факелами. Саша пригляделась. Это было чучело бобра из соломы. Оно горело ярко и беспокойно.
– Очень остроумно, – прошептала она, усмехнувшись.
Это был городской тайный ритуал – «огненная мегера». Демид получал ее в наказание не реже двух раз в квартал.
Двое отделились от толпы и принялись швырять чем-то в окна отеля. Послышался звон разбитого стекла.
– А вот это уже слишком! – возмутилась Саша и принялась протискиваться обратно в комнату. – И совсем не по правилам!
Правила «огненной мегеры», как, впрочем, и весь ритуал в целом, придумал ее дед. Может, не придумал, может, где-то подглядел и позаимствовал, но к финалу своей карьеры поджигателей Бабуины сформировали свои своеобразные понятия о справедливости. Приговоренным к «огненной» однажды оказался взявший взятку прокурор, что вызвало одобрение у большей части населения, в другой раз — принявший подарок учитель, и тогда все решили, что Бабуины оборзели вкрай. Свое получили и хулиган, приставший на улице к даме, и журналист, перевравший факты в своей статье в «Мегерских ведомостях». В свое время попали в дедовский карающий костер и парочка городских сплетников, и владелец ломбарда, обдирающий честной народ, и хозяева нескольких лавок, отказавшиеся продавать Бабуинам спиртное в долг.
Саша очень жалела, что дед не дожил до ее четырнадцатилетия. Уж он бы не дал ее в обиду!
Порядки «огненной мегеры» не менялись с дедовских времен: перед домом провинившегося собиралась толпа с факелами и в масках. Несколько ночей, точнее, две, они просто молча стояли под окнами и ждали. Провинившийся днем должен был покаяться публично в своем грехе и попросить прощения, иначе третьей ночью мегерцы переходили к действию — поджигали сначала хозяйственные постройки, деревья, забор или придверный коврик, если жертва жила в многоквартирном доме. Если обвиняемый не шел на диалог, огню предавали само жилище.
«Интересно», – подумала Саша, выбравшись из номера и отправившись в закуток возле кухни, – «сегодняшняя ночь — какая по счету?».
Прямо перед ней висел старый раздолбанный пожарный шкаф. Но работает ли кран? Есть ли в отеле вода? Хватит ли у нее сил открутить вентиль, которым последнее время не пользовались?
– Ой, да какая разница! – махнула рукой Саша.
Она решительно дернула красную дверцу шкафа, схватила шланг и, ловко размотав его, направилась к другому французскому окну — выходу в сад из кухни, задвинутому только табуреткой. Пинком отшвырнув табуретку и рывком открыв дверь, Саша, ни на кого не глядя, вывалила шланг в сад. Бегом вернувшись к шкафу, она с силой повернула вентиль и поспешила обратно.
Шланг выплюнул немного воды и, к разочарованию Саши, затих. Но эффект был достигнут – ее заметили. Кто-то из толпы устремился к ней. Саша ждала, напряженно вглядываясь в лица. Она знала правила лучше их всех и была готова дать отпор. К тому же в ней медленно закипала злость, которую накопившаяся усталость превращала во взрывоопасную зловонную жижу.
– Ты не Бобр! – обиделся первый подбежавший тоненьким манерным голоском. – Это не по правилам!
– Ты меня еще поучи! – рявкнула Саша.
К ее удовольствию у ног ожил пожарный шланг. Да еще как ожил! Шипящая и извивающаяся водяная змея сшибла с ног первого подбежавшего клоуна. Саша поспешила оседлать стихию, но ее сорока килограммов оказалось недостаточно, чтобы справиться с беснующимся шлангом, поэтому он продолжил поливать незваных гостей самовольно. Саша при этом летала за ним как бантик на новогоднем подарке. Ее рыжие волосы красиво развевались, пока не намокли и не прилипли ко лбу, щекам и спине. Она то и дело падала на колени, подсеченная вероломным шлангом, но из рук его не выпускала.
С ночных нечестивцев разом слетела напыщенность и торжественность, с которой они жгли пук соломы с зубами из пенопласта. Те, кто узнал ее, поспешили убежать. Те, кто попал под струю, кричали, теряли равновесие и падали. Земля под их ногами превращалась в скользкую грязь, и они буксовали, цеплялись за траву, пытаясь выбраться из-под водяного обстрела. И, конечно же, всегда найдется тот, кто будет стоять под старой грушей и снимать происходящее на телефон! Наверняка завтра это увлекательное зрелище окажется залитым на Ютюб под придурочным заголовком.
Когда последний из карателей ретировался, вода вдруг прекратила пляску и шланг, растеряв свою твердость, упал на траву. Следом за ним рухнула Саша, без сил. Из кухонной двери вывалился Демид, согнувшись пополам от смеха.
– Это было триумфальное возвращение! – прорыдал он.
Увидев, что враги обратились в бегство, он спустился из своей светелки, крутанул вентиль пожарного крана и перекрыл воду.
Саше вдруг тоже стало ужасно смешно. Давясь смехом, она встала и церемонно поклонилась сначала Бобру, потом его сгоревшему чучелу, потом неведомым героям, растаявшим во тьме. После последнего поклона она снова поскользнулась и упала в грязь. Здесь уже сдерживаться сил не было, и она громко захохотала на весь сад словно ведьма, которой удалось сварить идеальное приворотное зелье. Она каталась по слякоти и грязными ладонями вытирала слезы, градом катившиеся из глаз. И хохотала.
– Сумасшедшая! – резюмировал Демид, присаживаясь на корточки рядом с ней и протягивая ей сигарету.
Отсмеявшись, Саша встала и, кое-как очистив руки от грязи, закурила, то и дело посмеиваясь. Они с Демидом сворачивали пожарный шланг, когда она заметила в вырезе его пижамной рубашки тонкий длинный кровоточащий порез.
– Ерунда, осколок стекла царапнул, – быстро пояснил Демид, заметив ее взгляд.
Порез был длинный, тонкий, но довольно глубокий. Если бы в его плоть так вонзился осколок стекла, его увезла бы «скорая». И края слишком ровные…
– Не переживай, – отмахнулся от нее Демид, споласкивая руки в кухонной раковине. Медный кран, удивленно изогнутый, плевался и чихал. – У меня тут доктор карманный есть, заштопает.
– Они не вернутся. Сегодня точно, – сказала Саша, откусывая от яблока, которое одиноко ночевало на столешнице высокой барной стойки, буквой «П» растопырившейся посреди кухни.
– Даже не спросишь?
– О чем?
– О нем.
Саша помотала головой и пожала плечами. Она догрызла яблоко, бросила огрызок в сад, захлопнула дверь, задвинула хилую задвижку, задернула ветхую кружевную занавеску. Ее руки сами совершали привычные движения. Саша заботилась об отеле машинально, как о добром друге.
Смех стал для нее настоящей эмоциональной разрядкой, и накопившееся напряжение утонуло в садовой грязи. Поэтому, едва она смыла с себя совсем уж неприличные куски грязи, то рухнула на кровать без сил.
Демон, вернувшись с разведки из сада, запрыгнул на кровать и уютно устроился под левым Сашиным боком. Саша во сне привычно потрепала его по лобастой голове, и оба провалились в сон.
